От тоски о свободе к поиску смысла. Интервью с Юлием Кимом

Специально для портала "Барды Урала" и газеты "Магнитогорский металл".

ОТ ТОСКИ О СВОБОДЕ К ПОИСКУ СМЫСЛА

Песни Юлия Кима так органично вошли в бардовскую субкультуру, в театр и кинематограф, что мы и не задумываемся, насколько сроднились с ними. «Большое видится на расстоянье». Поди разгляди то, что стало неотъемлемой частью твоей жизни.

Высшая степень признания

Творчество Юлия Кима стало своего рода мостом между авторской песней, круг почитателей которой, как ни печально, не так уж широк, и массовым слушателем, далеким от бардовской среды. Между интеллигентами-эстетами и простыми работягами, с равным воодушевлением поющими «Ходят кони» или «Губы окаянные». Пожалуй, для автора высшая степень признания – когда его песни считают народными. У Юлия Черсановича таких немало. Еще больше – тех, что, не заучивая наизусть специально, слушатели легко подхватывают, сами порой удивляясь, как легко слова следуют друг за другом, не заставляя напрягать память.

На днях под Белорецком состоялся VIII открытый фестиваль самодеятельной авторской песни «Малиновый аккорд», организованный уфимцами: известным туристом Уралом Бахтеевым и клубом «Белый ворон» во главе с Эльшадом Теляшевым. Одним из его почетных гостей стал Юлий Черсанович Ким, знаковая фигура в российской культуре. Нет таких восторженных слов, которые по отношению к нему прозвучали бы слишком пафосно. Он именно такой – великий, легендарный, просто потрясающий. И при этом – ни тени самолюбования. Он воплощение скромности и спокойной доброжелательности. Интеллигент в самом высоком смысле. А еще у него великолепное чувство юмора. Хочется, не отрываясь, слушать не только что он говорит, но как, с какой неподражаемой интонацией он связывает вроде бы обычные слова в единую вязь.

Галоши в подарок

На фестивали авторской песни я езжу – страшно признаться – с прошлого тысячелетия. И на наши, местные, и на всероссийские. Но нигде и никогда я не видела, чтобы кого-либо из мэтров, самых талантливых, знаменитых и балованных зрительским вниманием, встречали такой безусловной всеобщей любовью, таким безоговорочным обожанием. На пятничном концерте «Малиновки», где обычно бывает не слишком много публики (народ еще только съезжается и обустраивается), у сцены внезапно оказалась не одна сотня человек. Дождь не помешал песенному празднику – организаторы натянули для слушателей три огромных тента, соорудили лавочки из досок. Уже потом, в конце фестиваля, его директор Алексей Смоляр рассказал: приехавшие издалека мэтры к такой погоде оказались явно не готовы. Обуты они были в лучшем случае в кроссовки. На первый концерт «Малиновки» им пришлось добираться до сцены, надев на ноги полиэтиленовые пакеты. В субботу с утра пораньше организаторы отправились в Белорецк за галошами и скупили все шесть пар – больше в продаже почему-то не оказалось. Но, вместе с обувным арсеналом хозяев, хватило. Однако вернемся на концерт – открытие «Малинового аккорда-2013».

Он настоящий!

Всех гостей фестиваля приняли очень тепло. Когда вышел замечательный бард Александр Суханов, признанный классик жанра, автор «Зеленой кареты», его буквально искупали в овациях и криках «браво». Казалось, это апогей, кульминация. Но, когда объявили выступление Юлия Кима и на сцену вышел этот невысокий и негромкий человек, стало понятно: это именно она, всенародная любовь. Едва ли не каждую песню поляна подпевала множеством голосов. Юлий Черсанович был приятно удивлен:

– Я догадывался, что вы знаете много моих песен, но чтобы столько… Что бы мне спеть нового, чего вы еще не знаете…

Невозможно было поверить, что ему хорошо за семьдесят. Что в этот день он прилетел в Уфу, а потом 200 километров его везли на машине до Малиновой поляны. Что он почти не успел отдохнуть с дороги. И… честно говоря, то, что это именно он, воспринималось как нечто невероятное. Чудо. Подарок судьбы. Сутки спустя, на субботнем концерте, один из зрителей от полноты чувств возопил неслабым таким баритоном:

– Это Юлий Ким! Он настоящий!!!

Юлий Черсанович улыбнулся, а потом невозмутимо сказал:

– Я постараюсь оправдать.

Предлагаю вниманию наших читателей интервью с настоящим Юлием Кимом. Этот разговор состоялся на фестивальной поляне в субботний полдень, перед тем, как легендарный автор принял участие в мастерской для бардовской молодежи.

Культура никуда не делась

– Юлий Черсанович, для начала – чисто женский вопрос. Строчки одной из самых известных ваших песен «Губы окаянные»: «Пошлю дролечке письмо, и мы начнем все сызнова». Как вы думаете, можно дважды войти в одну реку?

– В определенных обстоятельствах это невозможно. Если же применить к сочинительству – можно. Или можно оставить одно занятие ради другого и потом вернуться к предыдущему. Знаю немало случаев, когда человек оставлял возлюбленную или возлюбленного, а потом опять к нему возвращался.

– У меня ощущение, что этой строчкой – «мы начнем все сызнова» – песня и цепляет слушателей и особенно слушательниц в первую очередь.

– Упаси боже! Эта строчка возникла от изящной рифмы «позову я сизого – мы начнем все сызнова». Бывает так, что рифма тащит за собой некоторый смысл, который нравится и автору, и слушателю.

– Если в этом контексте взглянуть на авторскую песню… Сейчас постоянно говорят о том, что культуру надо возрождать. Вроде бы делается ставка и на авторскую песню. Но даже сами барды считают, что она никогда не сможет занять столь же значимое место в умах и в сердцах, какое занимала в прошлом веке.

– Я с этой точкой зрения абсолютно согласен. Действительно, в середине прошлого века бардовская песня занимала внимание тогдашней публики всех возрастов больше, чем сейчас. Когда появился интересный рок, «Битлз» и так далее, уже предпочтения делились между бардовской песней и этими новыми веяниями в западной музыке. Но это ни о чем не говорит. Всякое хорошее творчество помогает или развитию, или восстановлению культуры. Сейчас говорят о том, что культура наша разрушилась. Я с этим не согласился бы, потому что культура никуда не делась. Другое дело – что появилась масса новых веяний, вызванных развитием потребительского общества, ширпотреба. И, конечно, внимание широкой публики увлечено попсой самого низкого пошиба. Но бардовское дело как продолжалось, так и будет продолжаться. По моим наблюдениям, и не только по моим, если его меньше видно по телевизору, это совершенно не означает, что оно закончилось. Я больше ориентируюсь на количество фестивалей вроде «Малинового аккорда», которые сплошь и рядом происходят в течение года в самых разнообразных уголках Земного шара и в России в первую очередь. В одной Америке в год происходит два или три: вокруг Нью-Йорка их точно два летом, на Западном побережье один-два фестиваля. Тысячи людей собираются на эти фестивали бардовской песни, не говоря уже о региональных, таких как «Малиновый аккорд» – как начнешь перечислять, то… Море народу. Это потребность. Они все время собирают публику, причем не только возрастную, но и самую что ни на есть молодую. Это отрадно. Другое дело – что это как раз говорит о природе бардовской песни. Она не лезет в телевизор. Передачи о бардах не нужны массовому телезрителю. Но это не означает, что жанр пропал. Все ушло в свои круги, в круг своих друзей своего института, своего городка, и там она востребована и будет востребована очень долго, если не навеки.

Стадион – не бардовская публика

– В наши дни для многих «неофитов» приход в бардовское движение – не внутренняя потребность, а замена выходу на телеэкран, стремление поймать свою минуту славы.

– Современный начинающий бард старается, как это сейчас называется, общупать свой социальный лифт, выяснить, как ему пробиться. Вот это как раз полностью противоречит природе бардовской песни. Песня возникает от желания попеть вместе со своими о чем-то своем. Этот круг потом может расшириться, но требование своей компании у бардов всегда остается. Когда Булат Окуджава выходил на сцену и перед ним было четыреста человек, он мгновенно превращал всех четырехсот в свою компанию. Это делают и теперешние барды, включая вашего покорного слугу. Поэтому стадион – это не бардовская публика. Очень немногие люди востребованы стадионами. Я назвал бы из наших действующих только двоих: Олега Митяева и Тимура Шаова.

– Может быть, не случайно о них говорят, что они отошли от авторской песни?

– Они не отошли, зачем. Они целиком из авторской песни выросли, все интонации их оттуда. Другое дело, что то, что нащупал Олег Митяев, оказалось созвучно сердцам самой простой неискушенной попсовой публики, и поэтому он популярен и среди публики Киркорова, Пугачевой и иже с ними. Ну что ж, человеческая культура и человеческие потребности очень разнообразны, и возникают некоторые пересечения. А Шаов живо откликается на все социальные вызовы нашего времени, как Жванецкий. Рядом с ним возникает фигура замечательного человека нашего времени Дмитрия Быкова – это настоящий поэт, настоящий литератор во всех областях, до которых он доходит, включая даже драматургию – и в первую очередь, конечно, журналистику. У него огромное количество стихов, особенно раннего периода, когда он был маньеристом и оттачивал свое перо в самых разнообразных интонациях и жанрах. Но вот в последние годы он занимается острым сатирическим злободневным стихотворным фельетоном. Это, как раньше говорилось, утром в газете – вечером в куплете. Жанр злободневного отклика. Вот ваш покорный слуга любил откликаться на злобу дня. В общем-то, эти песни так и остались в своем времени. И если просят их спеть, то для того, чтобы повспоминать. Но не скажешь, что они сочинены так, как какой-нибудь «Гаргантюа и Пантагрюэль» или свифтовский «Гулливер». Это недолговечные вещи.

Песни городских кухонь

– Авторская песня, по вашему мнению, – это явление советское, российское, или есть аналоги этому культурному явлению в мире? Я не имею в виду эмигрантов из России…

– Тут я пас. Мне трудно сказать, в каких модификациях это возникает, допустим, в Польше, насколько перекликается с кантри, с каким-то фолком прибалтийских народов. В связи с этим я вспоминаю день Ивана Купалы в областном городе в Эстонии. Приходят целые группы, одетые по-своему, и это перекликается с цеховыми праздниками средневековой Прибалтики, когда цех маляров, цех столяров, еще цехи кожевенных дел мастеров или торговцев – все приходили со своими песнями, и начиналось всеобщее празднество с пивом, плясками, перетягиванием каната. То же самое я видел и в Израиле. Там, правда, не было цеховых костюмов, но когда возникала какая-то песня, вдруг огромная аудитория становилась в один непрерывно танцующий круг и пела хором. Такая песенная культура свойственна очень многим народам. Она все время обновляется: кто-то вспоминает старое, кто-то сочиняет. Вот эта культура русским народом в большей степени утрачена.

– Получается, что бардовская песня восполняет утрату народных корней?

– Да¸ это вы правильно сказали, что она в какой-то мере занимается и этим. Но все-таки главным образом она отражает потребности образованного сословия, в первую очередь интеллигенции, и в широкий народ, чтобы это пелось на деревенских застольях, конечно, не приходит, а звучит на городских кухнях.

Ходячий миф и живая легенда

– Вы вчера со сцены рассказали забавную историю, как с Городницким во время юбилейных концертов Александра Моисеевича, после того как ведущие называли вас патриархами, представляли друг друга. «Ходячий миф. – Живая легенда». И Городницкий, опустив очи долу, добавлял: «Едва живая». А если всерьез, вы себя чувствуете патриархом, отцом-основателем?..

– Это самоощущение у меня возникает скорее из-за отношения публики ко мне, когда просят сфотографироваться. Я начинаю ощущать себя папой Римским.

– А вас радует или раздражает, когда подходят фотографироваться?

– Ну, если это подряд два часа – конечно, раздражает. А если подошли да сфотографировались – и им хорошо, и мне не в тягость, почему бы нет.

Он звучал для всех

– В советскую эпоху Владимир Высоцкий был голосом народа. Сейчас у нас есть много замечательных людей, и мэтров, и молодежи, но объединяющей всех фигуры нет…

– Начнем с того, что Высоцкий не был всеобъединяющей фигурой. Другое дело, что, конечно, он звучал для всех, включая даже самых крутых, больших и очень противных начальников. Ну, они тоже люди, и им не было чуждо то, о чем он пел. У него же, знаете, есть песня: «Меня зовут к себе большие люди, чтоб я им пел «Охоту на волков». То есть его голос был созвучен голосу народа. Если его тему попробовать выразить в двух словах, это тоска о свободе. А тоска о свободе – вещь вековая и очень острая. Лирическая тема, во всех ее перепевах о встречах, расставаниях, разлуках, грусти и печали, ограничивается главным образом понятием мелодрамы, ну, в лучшем случае драмы, а у Высоцкого глубже – трагедия.

– И все-таки – почему сегодня нет такого всенародно любимого поэта, как Владимир Высоцкий? Может быть, потому, что само наше общество стало более разобщенным, раздробленным?

– О Пушкине говорят: такая фигура появляется раз в столетие. То же самое можно сказать и о Высоцком. Не сравнивая их величины в истории российской культуры, но с полным основанием.

– Юлий Черсанович, а кого вы любите из авторов нового тысячелетия?

– Очень сильный автор Оля Чикина. Гриша Данской интересный автор, Вадим Певзнер. Михаил Щербаков – он вообще стоит на первом месте. Есть разные имена, которые привлекают к себе мое внимание. Люблю слушать Музыкантова Володю. Наверное, есть еще какие-то имена. Есть, есть у нас талантливые люди, только они все начали в прошлом веке. Нынешнего века только первое десятилетие прошло.

Ощущение эпохи

– В чем для вас ощущение эпохи, если сказать в двух словах, как вы сформулировали тему творчества Высоцкого?

– Наше общество изо всех сил занято поиском. Поиском смысла существования. Он утерян, и его место занимают вещи, которые на смысл жизни не тянут. Шопинг, например. Сейчас, по-моему, все умы и души ищут, на что бы опереться, к чему прислониться, чем вдохновиться. На этой почве возникает, скажем так, национализм культурный и нацизм самый вульгарный. Или наоборот, настолько уж свободный интернационализм, что уже забываются собственные корни. Но сказать, что это какая-то мысль, которая завораживает всех, – нет.

– На что лично вы опираетесь в поисках смысла?

– Ну конечно, на прежнюю культуру. Как и мы все, занят желанием сформулировать нынешнее время для себя, ощутить его полнее во всех его проявлениях. Не могу сказать, что я что-то нашел, кроме, конечно, общих хорошо всем известных ценностей. Какой-то атеист сказал: «Зачем верить в бога, если уже вы знаете, что такое свет и тьма, если вы знаете, что такое зло и добро». Другие говорят, что без бога это никогда не узнаешь. Это тоже интересная проблема. Когда меня спрашивают, верующий ли я человек, я сразу отвечаю, что принадлежу к очень широкому племени, которое себя называет агностики, которое не говорит ни да, ни нет.

Патрон, готовый выстрелить

– Поскольку вы писатель и драматург, а не только автор песен, то вам наверняка важен отклик зрителей. Когда вы пишете, ориентируетесь изначально на какой-то внутренний посыл, или на то, что может зацепить определенный круг?

– Хороший вопрос, правильный. Тут для автора есть над чем подумать. Когда, например, я пишу для детей, я, безусловно, ориентируюсь на публику гораздо больше, чем когда сочиняю для взрослых. Я даже разработал ряд простейших законов детской пьесы. Главный из них: каждые две минуты должно что-то происходить. Второй закон – характеры не должны отличаться чрезмерной психологической усложненностью. Самое простое – когда все это сводится к маске. Но мне всегда интересно идти по стопам наших хороших сказочников, когда злая баба Яга на поверку оказывается доброй. И наоборот, когда человек, прикидывающийся добрым, на поверку оказывается сволочью последней. Такие преображения в жизни сплошь и рядом встречаются, и дети тоже это понимают и чувствуют и реагируют на это. От этого драматизм сказки, ее приключенчество становится особо занимательным.

Пьесу для взрослых я стараюсь сочинять так, чтобы она не была скучна. Чтобы все-таки основное действо было, не отпускало зрителей с начала до конца. Но к контрастам уже не обязательно прибегать, как в пьесах для детей. Здесь уже более тонкие ходы, и может быть три минуты на вид полной скуки, а на самом деле эту скуку надо заряжать так, чтобы в ней всегда был патрон, готовый выстрелить. Есть у меня длиннющая такая пьеса по сюжету Шекспира, называется «Сказка Арденнского леса». Она шла в нескольких театрах, сейчас идет в Мастерской Петра Фоменко, сам Фоменко ее и поставил. Успел поставить, слава богу. Он в прошлом году скончался, к сожалению. Дети на ней скучают, а взрослым интересно.

«Бывают странные сближенья»

– Знаю, что из пяти десятков фильмов, для которых вы написали песни, вы особенно любите «Обыкновенное чудо». Скажите, а с вами обыкновенные чудеса происходят?

– Какие-то чудеса происходят время от времени. Две истории я легко вам сейчас изложу. Первая связана с Камчаткой. На таком отшибе, что и представить себе невозможно, в самом, наверно, глухом Камчатском поселке, который назывался Анапка, на косе без единого деревца прожил три счастливейших года. Там появился такой международный авантюрист, Миша его звали. Он приехал вместе с сезонниками обрабатывать рыбу, с обработки быстро проник в нашу культурную область и стал заведовать клубом. Больше всего он подкупал всех своей абсолютной убежденностью, что владеет гипнозом. Мы, конечно, веселились, пока дело не дошло до представления. Миша устроил вечер самодеятельности, где обещал сеанс гипноза. Дама самого что ни на есть отпетого поведения, Эллочка золотозубая, поднялась на сцену, и он начал делать пассы, которые только вызывали общий смех. Он разводил руками и говорил с кавказским акцентом: «Ты засыпаешь, ты засыпаешь», – и она начинала покачиваться. Ну ясно, делает вид, что засыпает. «Теперь ты падаешь вперед», – и он забегал вперед и ловил ее. Забегал сзади: «Теперь ты падаешь назад». И так далее. «Теперь ты будешь лежать на двух стульях, на спинках». Дальше подбегали два дюжих молодца и Эллочку располагали шеей и щиколотками на двух спинках стульев. Она лежала как мост.

– Все-таки загипнотизировал?

– Он загипнотизировал ее, гад, да! Дальше он говорил: «Сейчас на тебя можно положить большого-большого мужчину». Зал веселился. Но большого мужчину он на нее не клал, а ставил весьма увесистую даму, под семьдесят килограмм, директоршу клуба. Под нее подушечку еще подкладывали, чтобы удобнее встать было. Видно было, что Эллочка как-то телом напрягается, чуть изгибается под этой дамой, но не вниз изгибается, а вверх. Вот это мне навсегда запомнилось. На дикой Камчатке вдруг увидеть проходимца с гипнозом – это было вообще! Но это пустяки, наверняка у каждого в жизни было много таких интересных случаев.

А что касается чуда сверхъестественного, я что-то не припомню. А то, что Пушкин описал словами: «Бывают странные сближенья», – время от времени происходило. Стою я в Москве, разговариваю с человеком, который когда-то был режиссером в Вильнюсе. Говорю: «В Вильнюсе есть у меня знакомый, его зовут так-то, мы с ним учились в институте, может быть, ты слышал о нем что-нибудь?» И этот человек поворачивает голову – а стоим мы посреди Москвы ­ и говорит: «А вот и он». Я просто изумился! Вот такого рода приключения иногда бывают.

…После нашей беседы была мастерская, где Юлий Ким вместе с Александром Сухановым давали советы начинающим. А потом – концерт на второй фестивальной сцене «Песни путешествий». В его финале Рая Маяцкая озвучила спецзаказ организаторов сцены:

– Пожалуйста, спойте песню про бабочку из фильма «Необыкновенное чудо».

– Спою, только фильм называется «Обыкновенное чудо».

– Я оговорилась! Потому что это вы у нас – необыкновенное чудо!

И зрительская овация стала неоспоримым тому подтверждением.

См. также на сайте "Магнитогорского металла":

http://magmetall.ru/contribution/14960.htm

Газетные полосы в формате *pdf:

http://magmetall.ru/pdf/2013-09-21_17.pdf
http://magmetall.ru/pdf/2013-09-21_18.pdf
http://magmetall.ru/pdf/2013-09-21_19.pdf

Благодарим Ирину Батанину за фото!

Полностью фоторепортаж Ирины Батаниной с "Малиновки-2013":

http://radikal.cc/users/aliska-fly#alb=Malina2013

Интервью с Юлием Кимом на форуме "Бардов Урала" в разделе "Любимые авторы":

http://forum.uralbards.ru/viewtopic.php?f=22&t=1427&p=22814#p22814